КЛАДЫ РОССИИ

Стремительно уносятся назад прожитые годы. Послевоенное время, которое мы прекрасно помним, для наших дете^ уже является далекой и почти забытой историей. Никогда я даже не мечтал о том, что именно мне придется описывать судьбы нескольких крупных кладов, захороненных именно в годы Второй мировой войны. Но именно так и произошло. Читайте и удивляйтесь. Данная история лежит в той стопке кладоискательских историй, которые и по сию пору не потеряли своей актуальности, На нее мы наткнулись совершенно случайно, работая в окрестностях деревни Относово, которая расположена километрах в двадцати западнее Вязьмы. Задача, которую выполняла поисковая команда, я тогда входил, не имела ничего обшего с вопросами поисков каких-либо сокровиш. Все было гораздо проще и приземленнее. Ведь зачастую поисковики во время длительных походов по просторам нашей необъятной родины сталкиваются с поистине удивительными и необъяснимыми загадками. Об одной из них я вкратце хочу вам рассказать. С этим феноменом, вернее будет сказать непонятным явлением, мы впервые столкнулись в Смоленской области, а точнее в районе города Вязьмы.

Началось вся эта история с изучения литературного наследия помещицы Клетневой, изданного ею в 1907 году. В частности, она написала о непонятном и явно старинном подвале, расположенном в окрестностях старой барской усадьбы. Естественно, возник вопрос и у нас, что же это за прдвал такой, если уже сто с лишним лет назад его развалины вызывали недоумение у местных жителей. Нам было любопытно выяснить предназначение, судя по всему довольно загадочного, объекта. Для нас как для поисковиков очень удобным было то, что сам подвал был достаточно четко привязан к географическим ориентирам. У г-жи Клетневой было прекрасно описано, как его обнаружить. Дождавшись улучшения погоды, спешим на место будущих поисков. Радует то, что проезжая дорога проходит совсем недалеко от заветного оврага, в котором некогда было устроено целых четыре искусственных пруда.

Один из них, самый последний, существует, кстати, и поныне. Именно по сохранившейся с той поры плотине и проходит дорога^ по которой сейчас то и дело проносятся лесовозы и прочая сельскохозяйственная техника. Оставляем машину в кустах на опушке и далее передвигаемся уже пешком. Достигаем полуразрушенной плотины, некогда отделявшей второй пруд от первого, и переправляемся на другой берег худенького ручья. Обращает на себя внимание то, что плотина густо засыпана обломками старинных темно-красных кирпичей. Идем вдоль бе* Рега бывшего пруда и вскоре выходим на округлую поляну, весьма сильно отличающуюся по своему виду от довольно однообразной, покрытой густым лесом местности. Большое количество битого кирпича, валяющегося под ногами, заставляет осмотреть ее внимательнее. Хорошо заметно, что старые, т.е. самые толстые деревья растут неоднородно, а как бы образуя некУю свободную площадь размером восемь на десять метров. А ближе к самому ныне исчезнувшему второму пруду видна некая явно искусственная впадина, окруженная правильным кольцом из шести могучих столетних деревьев. Посовещавшись, решаем первый раскоп произвести именно здесь. Очень скоро лопаты натыкаются на плотную кирпичную кладку. Причем если вначале она предстает чем-то вроде беспорядочной кучи обломков, то вскоре становится понятно, что это не просто случайная куча, а именно кирпичная кладка, причем арочного типа!

Еще час работы, и из глины начинает вырисовываться нечто вроде подземного хода. Но постепенно убеждаемся в томт что это никакой не проход в неведомые подземелья. Во-первых, слишком толстый верхний свод, и поддерживающие его боковые стенки с трудом могут быть преодолены человеком крупной комплекции. Ведь ширина прохода явно не более пя~ тидесяти сантиметров. И, кроме того, общая высота самото «хода» не более метра. Насколько это было возможно, землекопы расчистили проход по всей длине, и оказалось, что он ведет в никуда, то есть вся протяженность хода составила немногим более 120 сантиметров.

Мы были крайне удивлены и озадачены. Зачем было делать подземную коммуникацию такой мощной и массивной, но столь короткой? Более внимательно осмотрели внутренность кирпичного свода и картина несколько прояснилась. Поверхность внутренних кирпичей расчищенного пространства оказалась оплавленной. Во многих местах кирпич просто-напросто превратился в монолитную остеклованную массу, что подразумевает температуру бушевавшего здесь огня не менее чем в полторы тысячи градусов! Поначалу возникла версия о пожаре, но вскоре она была отброшена как неверная. При бытовом возгорании кирпич мог, конечно, обгореть и обуглиться, но так оплавиться вряд ли. Тем более что и сами кирпичи, использованные для загадочной постройки, были довольно необычны. Их величина раза в полтора превышала размер современных кирпичей. Следовательно, откопанная нами канальная печь была сделана из так называемого большемера, то есть из такого же строительного материала, из которого в свое время выстроили и знаменитый Соловецкий монастырь. Таким образом, датировка подземной термической постройки (вернее ее остатков) стала более ясна. Было понятно, что работы по ее возведению велись где-то в XVI или XVII век. Становилось понятно, почему местные жители в начале XX века не могли припомнить назначение загадочного подвала. Да и нам-то было пока понятно лишь то, что здесь явно что-то обжигали.

Мы очень тщательно прочесали окрестности подвала с помощью металлодетекторов с целью собрать хоть какие-то дополнительные сведения об этом месте. Урожай, скажем прямо, был невелик. «Рубашки» от ручных фанат советского производства, неразорвавшаяся немецкая мина, болванка от противотанкового снаряда, обломок полевого телефона. И абсолютно никакого бытового мусора более поздних веков! Поневоле напрашивался вывод о том, что здесь стояла вовсе не жилая постройка, где бытовой мусор просто неизбежен, а какое-то чисто утилитарное производство. Для верности решили расчистить и обратную сторону «печи». Работа заняла несколько часов, но ясности мы так и не получили. Оказалось, что канальная топка была как бы вделана чуть ли не в полутораметровый по ширине фундамент, в некоторых местах на диво хорошо сохранившийся. Причем почва вдоль всего этого фундамента была на удивление рыхлой и сыпучей. Создавалось ощущение, что она либо была так перекалена, что потеряла всякую вязкость, либо сюда была изначально засыпана специально приготовленная легкая песчаная фракция.

Загадка странного сооружения так и осталась бы неразгаданной, но буквально на другой день мы опять натолкнулись на нечто похожее. Километрах в десяти от этого места, в окрестностях ныне уже исчезнувшей с лица земли усадьбы Азарово мы вновь вышли на похожий объект. Было это так. В ходе поисков мы познакомились с местным лесником, который, уяснив, с кем встретился, пригласил нас посмотреть на, как он выразился, «арку* в лесу. Миновали большую живописную поляну, где некогда стояли строения усадьбы, остатки полностью одичавшего английского парка, форсировали лесной ручеек и начали подниматься в гору. Не успели мы пройти и сотни метров, как справа и слева стали видны пространные ямы, видом своим весьма похожие на капониры военных лет. Нам даже показалось, что здесь некогда стоял целый батальон, но лесник нас тут же в этом разуверил.

— Нет, нет, — заявил он, — никакие войска тут не стояли. Линии обороны здесь никогда не было, лишь остатки разбитых советских армий прятались по здешним лесам, пока не были окончательно уничтожены немцами. Прошу пройти сюда, — взмахнул он рукой. И буквально через несколько секунд мы спустились в одну из таких ям и в торце ее сразу увидели верхушку точно такого же свода, который мы вчера расчистили у бывшего пруда другой усадьбы. Что в глубине, рассмотреть было невозможно, и поэтому мы засунули палку с привязанной к ней видеокамерой прямо под уходящий в глубину склона свод. Картина оказалась полностью идентичной вчерашней. Мы.увидели мощную, полутораметровой длины, прекрасно сохранившуюся топку печи, затекшую с обратной стороны сухой лесной почвой. Поразмыслив некоторое время, мы пришли, (как нам показалось) к вполне логичному объяснению истинного предназначения удивительных построек. Заметим себе, что обе печи располагались в местностях, чрезвычайно похожих друг на друга. И там и там они были выстроены вблизи'воды, и в земле были сделаны значительные по размерам углубления. Только в первом случае это были пруды, а в Азарово просто разрозненные и не связанные друг с другом ямы. И, что характерно, и здесь и там неподалеку были возведены солидные кирпичные усадьбы.

Соберем вместе эти три факта и получим искомое объяснение происхождения загадочных подвалов. Вода, замешанная с глиной и песком, дает сырье для производства сырого кирпича. Канальные печи в лесной, обильной дровами местности дают возможность непрерывно обжигать их. Строящиеся усадьбы наверняка потребляли весь произведенный таким примитивным способом кирпич. Круг замкнулся. Есть производство, есть и соответствующее ему потребление. И понятно, почему вокруг них, кроме обломков кирпича, нет иного бытового мусора. Здесь только работали, а вовсе не жили. И печи были немедленно заброшены, как только здания были выстроены. Стало быть, загадочные постройки, (или подвалы, как назвала их г-жа Клет-нева) были не чем иным, как примитивным производством для изготовления самодельного кирпича! И устраивались они под землей только потому, что такое сооружение хорошо держало тепло, медленно остывало и поэтому давало кирпичи очень высокого качества.

На привале, устроенном после напряженного трудового дня, мы постарались разговорить гостеприимного лесника, носящего чисто русскую фамилию — Петров. И надо сказать, это вскоре принесло определенные плоды. В результате этой немудреной беседы неожиданно выяснились очень интересные подробности. — Помнится, мать мне поведала один случай, — рассказывал лесник. — Было это в войну, в самом ее начале. В местных лесах в окружении оказалось несколько полков наших войск. Были среди пеших соединений некоторое количество чудом уцелевших грузовиков и даже броневиков. Особенно запомнилась жителям деревни «X» пять укрытых брезентом полуторок, постоянно окруженных сильной охраной. Понять, что же в них такое хранилось, помог один случай. Во время очередного налета фашистских бомбардировщиков в один из охраняемых грузовиков угодила авиабомба. И случилось неожиданное. Тысячи сверкающих монет фонтаном разлетелись по лесу, срезая еше висящие на ветках берез листья. Моя бабка потом собрала по кустам 540 серебряных полтинников, — похвастался Петров. — А се соседка — та и вовсе свыше 700 монет набрала! Да и потом, когда я вернулся из армии, то видел собственными глазами, как наши мужики раскопали две завалившиеся землянки из числа тех, что оставили наши военные. Там под полусгнившей печкой-буржуйкой нашли пистолет и горсть тех же самых монет.

Разговор наш незаметно перекинулся на иной предмет,, поскольку найденные кем-то полтинники не слишком занимают тех, кто ищет еще ненайденное. Но в заключение беседы лесник вновь вернулся к военным годам. — Когда кольцо окружения сжалось до самого малого круга, то какие-то военные закопали неподалеку груз с четырех автомашин, — припомнил он. — Так местные старики говорили. Что там было, никто не знает, но зарыли они свои ящики в водоотводную канаву около какой-то дороги. Недавно даже какие-то люди в наши леса приезжали. С бульдозером. Пытались что-то туг откопать. Да только не нашли они ничего. Может, не там, где следовало, они рыли, а может, место им указали неправильно, ведь с тех пор сколько лет-то прошло... Странным образом рассказ довольно-таки еще молодого лесничего накрепко врезался в мою память. Вернувшись в Москву, я принялся размышлять над тем, откуда в Вяземских лесах оказалось такое громадное количество серебряных монет выпуска 1924 года. Ведь до войны их в обращении практически не было. Так, отдельные экземпляры, да и то больше в городах, а не в глухой деревне. Да и это странное совпадение с количеством автомобилей. Из пяти машин одна погибла от бомбы, думал я, а груз был закопан именно с четырех грузовиков. Странно. Вряд ли это простое совпадение. Наверняка это и есть те самые машины, что прятались по лесам с сильной охраной. Ясное дело. Поздняя осень, листьев на деревьях практически не осталось. И скрывать перевозимую тайну было уже невозможно.

Да в конце-то концов, что же там было такого, что стоило именно закопать? Снаряды к пушкам? Боеприпасы? Оружие? Да ими до сих пор завалены все окрестные леса, и прятать их явно никто не собирался. К тому же боеприпасы для стрелкового оружия были нужны самим окруженным войскам! Зарывались секретные документы? Сжечь их — вот и вся недолга, заодно могли бы и погреться. И стоило ли так долго возиться с какими-то бумагами, когда ежедневно гибли сотни брошенных на произвол людей?

Что же еще могли прятать военные? Горючее? Продовольствие? И то и другое было в то время буквально на вес золота, и прятать подобное было просто бессмысленно. Что же остается в сухом остатке? Ведь не саксонский же фарфор зарывали солдаты охраны и сопровождающие странный груз люди! Неужели все же прятались какие-то ценности? Вполне вероятно. Косвенным признаком этого могла служить не слишком удачная попытка неких деятелей с бульдозером, решивших быстренько отыскать спрятанное во время войны имущество. Ради ржавого оружия или сгнивших документов бульдозер нанимать не будут, это я по собственному опыту знаю.

Что ж, раз так, то за рабочую гипотезу можно вполне принять мысль о том, что вдоль некоей дороги вполне могли закопать нечто ценное. А раз так, то на повестку дня сразу же встает самый основной вопрос: откуда же взялись эти самые ценности? Развернем карту автомобильных дорог и, уперев палец в город Вязьму, начнем продвигать его за запад, то есть в том направлении, откуда в окрестности Относово и могли бы привезти загадочный, но явно ценный груз. Минуем Истомине, Ярцево, и вот он — Смоленск. Город крупный, старинный, здесь, вернее будет сказать, в Государственном банке СССР, вполне могло храниться достаточно активов, чтобы заполнить несколько небольших довоенных грузовичков. И для подтверждения моей, все еще сырой гипотезы пришлось срочно вспомнить историю первых месяцев войны, и в особенности — оборону Смоленска. Помнится, там не так все было гладко, и немцы долго не могли занять старинную крепость. Следовало выяснить все подробности тех событий и самое главное — установить, не могли ли отступающие от Смоленска части оказаться в котле западнее Вязьмы. Расследование вскоре дало свои результаты.

Выяснились прелюбопытные подробности о тех роковых днях. Оказалось, что действительно, из почти окруженного немцами Смоленска банковские ценности эвакуировались буквально в последнюю очередь. И почти сразу же небольшая колонна выделенных для этого автомобилей понесла потери. Еще даже не доехав до переправы через Днепра один грузовик был подожжен меткой очередью из «мессершмитта». А в нем как на грех перевозились бумажные деньги. Тушить их было бесполезно. В условиях лихорадочного и поспешного отступления через насквозь простреливаемое пространство погасить даже пожар было просто нереально. И бедный старшина, головой отвечающий за сохранность денег, в панике метался от одного командира к другому, умоляя хоть кого-то расписаться на акте о списании вверенного ему имущества. Но своими действиями он только вызывал нервный смех у людей, которые не знали, смогут ли они выжить в течение ближайшего получаса. Никому и дела не было до каких-то никчемных жарко полыхающих бумажек. Впрочем, я несколько отвлекся.

Хочу сказать о самом главном, что удалось узнать о драгоценном транспорте. Всего машин с банковскими ценностями, вышедших из Смоленска, было восемь. Шесть с грузом и две с охраной. Одна из них, как мы теперь знаем, сгорела на Соло-вьевской переправе. А до конечной точки, до деревни Относо-во, вообще добрались лишь пять из них. Интересно было бы, конечно, узнать судьбу исчезнувших машин, но, скорее всего, весь основной груз был все же доставлен до конечной точки (то есть до попадания в окружение) на оставшихся грузовиках. Ведь за утерю таких громадных ценностей в те времена все сопровождающие отвечали по полной программе, то есть жизнью! Но дальше отступать было некуда. На момент, когда смоленский денежный транспорт уперся в наскоро выстроенную немецкую оборону западнее Вязьмы, передовые части вермахта были уже поблизости.

Какое-то время наши эвакуаторы, как, впрочем, и осталь-Нь,е окруженные войска, еще метались внутри «котла», пытаясь нащупать проход на восток, но постепенно надежна на прорыв угасала. Начались налеты немецкой авиации, а вскоре и артиллерийские обстрелы. Потеряв одну из машин, командование колонны вскоре пришло к однозначному выводу о том, что в сложившейся обстановке вывезти банковские авуары в целости и сохранности просто невозможно. Решение прослеживается только одно: ценности срочно закопать! Ибо как-то их «утилизировать» возможности у них просто не было. Допустим, бумажные деньги можно было попросту сжечь, а что делать с металлами? Кстати сказать, мы с вами можем теперь примерно прикинуть стоимость зарытого государственного имущества.

У эвакуаторов было на ходу всего четыре автомашины. Следовательно, можно с большой вероятностью считать, что везли они от четырех до шести тонн различных ценностей. Примерное соотношение бытовых кладов, как показывает практика, в пропорции «серебро — золото» составляет 10:1. Но для госбанков такая арифметика не подходит, тем более что одну машину с монетным серебром они уже потеряли безвозвратно. Для пущего удобства будем считать, что пропорция изменилась до 5:1. Следовательно, из 4 тонн фуза золота в слитках, монетах и изделиях было не меньше 650 кг. Исходя из современных цен на золото, получим результат в 6,5 миллиона долларов США. С учетом серебряных изделий и «ювелирки» можем однозначно полагать, что зарытое у неведомой дороги имущество тянег на сумму никак не меньшую чем в 7, а то и 10 миллионов долларов. Что ж, приз более чем достойный. Отыскать его конечно же будет непросто, но тем приятнее окажется победа!